Бывшие узники концлагерей вспоминают, как детьми пережили тяжелые испытания
► В Рудном проживают две женщины, которые еще совсем маленькими ощутили тяготы войны, – Анна Мусиюк и Нина Шершунович. Вместе с семьями они были изгнаны из родных мест: Анна Петровна попала в концлагерь литовского города Алитус, а Нина Михайловна – в концентрационный лагерь в Польше. Обеим несказанно повезло: они, их матери, братья с сестрами вынесли все испытания, и с окончанием войны вернулись домой. ◄
11 апреля отмечался Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. По традиции в этот день Анну Мусиюк и Нину Шершунович навестили руководитель городского отдела занятости и социальных программ Елена Скаредина и председатель городского совета ветеранов Салимгерей Бексеитов. Женщин пригласили на открытие обновленной Аллеи Славы в парке «Достық», которое пройдет 6 мая. Аллею в этом году украсят, в частности, портреты Анны Мусиюк и Нины Шершунович.
А мы попросили Анну Петровну и Нину Михайловну поделиться воспоминаниями о детстве, полном тягот и лишений.
– Мне досталось в войну, все четыре года, – говорит Анна Петровна. – Жили в деревне Озёрская Калужской области в 300 километрах от Москвы и 300 километрах от Киева. Как война началась, уже в августе в нашу деревню пришли немцы. Мне было два года. Аэродромы построили. Летали бомбить Москву, а наши сюда летали немцев бить. После бомбёжки полицаи выгоняли всех людей, кто мог держать лопату, чтобы заравнивать аэродром. Немцы два года прожили в нашей деревне. Потом, когда уже стали отступать, в 1943 году, нашу деревню начали жечь. Мы – мама и трое детей – пошли в лес. Лето было. Немцы разрозненные отступали. А нас погнали до Брянска. Где посадили в товарные вагоны и в Алитус. Там сначала нас проверили, не больные ли. Потом – под душ. Выходишь, дают полосатую рубашку. А кто не прошел по болезни, тех сжигали. Пробыли в Алитусе не очень долго. Немцам надо было кормить армию. И осенью 1943 года нас из Литвы забрал к себе немецкий военный в отставке, бауэр (фермер), под город Федшау в 100 километрах от Берлина. Опять в товарные вагоны, и в Германию. Там такой же барак с колючей проволокой. Наступил 1944 год. Мне исполнилось пять лет. Все дети работали: коров пасли, выполняли все сезонные работы. Но самая плохая работа для нас была – компост делать. Вместе с молодыми телятами нас загоняли в ямы, и мы гоняли телят по кругу. А сверху дети постарше поливали нас мочой. У немцев ничего не пропадало, они всё пускали в ход. Возвращаемся в барак все грязные, а уж про запах молчу. Про купание тогда и речи быть не могло. Мать немножко обольёт водой и всё. Мать с утра до вечера в поле работала. В марте 1945 года нас освободили советские танкисты. Бауэр заранее всех своих увёз, и планировал вернуться из Федшау и всех пленных перебить. Но не удалось, – рассказывает Анна Петровна.
Освобожденные пленники стали работать на советскую армию – обеспечивать пропитанием солдат, которые пошли на Берлин. Так Анна Петровна с семьей пробыла в Германии еще семь месяцев. И в ноябре 1945 года приехали в родную деревню.
– И жили, не тужили. У деда уже хата была построена. Спали все на земляном полу. Научилась ткать, прясть. И в колхозе работала. Когда школу-десятилетку окончила, поступить никуда не смогла, и приехала с подругой сюда, в Рудный, в марте 1959 года. Мне было 19 лет. Устроилась в «Горжилстрой», траншеи копала под фундамент по улицам Дзержинского, Пионерской, Мира. Вышла замуж. Барак дали. Появились дети, пошла в детсад, 10 лет нянечкой поработала, а потом завхозом. Когда дети подросли, у меня их трое, переводом ушла в техснаб ССГОКа, на склад металлов, где отработала 19 лет вплоть до пенсии, – говорит Анна Петровна.
Анне Петровне 85 лет, она ветеран труда, ветеран ССГОКа, награждена медалью Жукова.
Здоровье уже не то, но на улицу старается выходить каждый день. В Рудном живет дочь (остальные дети в России), видятся часто. У нее пять внуков, двое правнуков.
Нину Шершунович, она родилась в 1941 году, мама привезла в лагерь смерти в Польшу в пелёнках.
– Жили мы в Белоруссии, в деревне Глубокий Кут Брестской области. В нашей семье было четверо детей, я самая маленькая. Когда началась война, уезжали подальше от леса, потому что здесь были и партизаны, и немцы. Приехали к другу отца в деревню Козлы, где отца и расстреляли вместе со всеми мужчинами. Рассказывали, что партизаны убили семерых немцев, правда или нет, не знаю, но так говорили. И вот немцы решили убить всех мужчин из семи деревень – 140 человек собрали. Выкопали траншею, поставили рядом мужчин, собрали женщин с детьми и на их глазах всех мужчин расстреляли. Никто не верил, что пойдут на такое, что можно разом столько людей убить. Очень страшно. Потом мне рассказывали, что на следующий день вся могила потрескалась – кто-то, может, и живой был, так немцы не пускали. Еще немного в Козлах пожили, потом эту деревню и нашу, Глубокий Кут, сожгли, а нас вывезли в Польшу, в Белосток. Деда с бабушкой по материнской линии вывезли в Германию. Вывозили на тележках, на подводах, сопровождали охранники с собаками и автоматами. Привезли в лагерь. Два месяца жили на карантине. Мама потом говорила: «Никто не думал, что вернемся оттуда живыми». Когда проходили карантин, не дай бог, если на теле обнаружат какой прыщик, человека сразу в топку кидали. Мы прошли карантин. И пришел пан, забрал нас к себе, это был 1941 год. На него и работали. Жили во времянке. Мама работала, куда посылали. И старшие сестры с братом: кто подметал, кто скот пас, сопровождали хозяйку, она торговала в ларьке. А со мной сестры оставались, иной раз мама, – вспоминает Нина Михайловна.
«Бог спас. Мы все живы остались», продолжает она. Кормили неважно: от хозяев перепадали кости да обрат.
В 1944 году семью Нины Михайловны освободили. Ей было три года. Но ничего не помнит о тех временах.
– Помню, когда уже приехали в нашу деревню, на пепелище. Это мое первое воспоминание из детства. Помню, как два маминых брата вернулись: один из плена, один с фронта, раненые. И дедушка с бабушкой вернулись. Их оставляли в Германии, хозяин у них был хороший. И он говорил деду: «Белоруссия сильно разгромлена. Оставайтесь». Дед у нас был сильный, и работал очень хорошо. Но не захотел оставаться в Германии, сказал: «У меня там дочь с четырьмя детьми, без дома». И вернулся домой. Сначала землянку выкопали, мамины братья восстановились и все вместе дом построили. Конечно, было очень тяжело жить. Помню, как мама побиралась, потому что есть нечего было. Помню, придет с работы, принесет булку хлеба и разделит на нас всех. Как мы были рады этому хлебу! Мы его по кусочкам под матрасами прятали, – не сдерживая слез, вспоминает Нина Михайловна.
«Мы честно работали», говорит она. Образование получили небольшое – семь классов. Да и в школу не в чем было ходить, люди давали одежду, кто что мог.
– После школы все пошли в колхоз. На полевые работы, сенокос. Мы очень рано стали взрослыми. Не жаловались, – говорит она.
До войны ее родители жили очень хорошо, было хозяйство. И потом мама очень часто плакала: «Что мы немцам сделали, что они разорили нас?». И дети очень боялись ее плача, поэтому никогда не вспоминали о войне.
Нина Михайловна чувствует себя по возрасту, огород уже не держит, здоровье не позволяет, занимается домашними делами. В помощи пока не нуждается. И прекрасно выглядит. С мужем, его уже нет в живых, воспитали дочь (она живет в Рудном), которая подарила двух внуков, а те двоих правнуков.
Елена ВОРОНИНА,
фото Назара МАДЖИДИ