Анна Мусиюк – одна из немногих рудничан, на долю которой выпала участь пройти застенки концентрационного лагеря. Будучи еще совсем ребенком – четыре года едва исполнилось – она вместе с матерью, братом и сестрой оказалась в лагере смерти «Алитус», который располагался под одноименным городом в Литве.
В Международный день освобождения узников участников тех событий от имени акима Рудного Куандыка Испергенова навестила руководитель городского отдела занятости и социальных программ Елена Скаредина.
– У нас в городе осталось всего пять человек – бывших узников концлагерей. В прошлом году было шесть, одна женщина уехала в Россию, много лет назад их было 63. Когда участники тех событий были моложе, и им позволяло здоровье, собирали их на памятную встречу. Сейчас поздравляем на дому, – пояснила Елена Скаредина.
Накануне 11 апреля мы встретились с Анной Мусиюк, она вспоминала, как выживали в то тяжелое время. Ее отец погиб в Великой Отечественной войне, 9 апреля 1941 года, до этого прошел Польскую, Финляндскую.
– В начале августа 1941 года немцы уже были у нас под Москвой, мы жили в деревне Озерская Калужской области в 300 километрах от столицы. Два года немцы простояли в нашей деревне. Мне было два года, начало третьего. А потом уже и аэродром захватили, и железную дорогу Московско-Киевскую. Как все получилось-то: немцы летят на Москву, Калугу не захватили, а русские бомбят тут. Так и жили все это время в бомбежках, прятались в погребах. Это я мало помню.
Когда уже четыре года мне сравнялось, когда стали немцы отступать от Москвы, деревню нашу сожгли. А жители какие там оставались? – Старики и дети. Мама с нами тремя ушла в лес. На дворе август 1943 года. Что на нас было из одежды, босиком, так и ушли. И потом уже в этом лесу, когда разрозненными частями немцы отступали, кого находили, всех забирали с собой. И гнали нас до Брянска 70 километров, мы были их прикрытием, чтобы немцев окончательно не разгромили. В Брянске нас посадили в товарные вагоны и отправили в Литву, в «Алитус». Вот с этого времени я все хорошо помню, раньше как-то не думала, а сейчас, под старость, все чаще вспоминается, – рассказывает Анна Петровна.
Четырехлетней девочкой она услышала и увидела, что такое «фильтрация» в представлении фашистов.
– В «Алитусе» были бараки. Нас раздевали и вели в душевые, где проходили дезинфекцию. Если ты чистый ребенок, у тебя на теле нет никаких нарывов, гнойничков, гонят в душевые. Если на коже есть изъяны – в сторону, в крематорий, таких всех сжигали. Но наша семья прошла дезинфекцию. На нас надели полосатые рубахи. Поместили в другой барак. Мне шел пятый год, старшему брату 14 лет было, сестре девять. Мама часто повторяла: «Все переживем, дети, все переживем», – продолжает Анна Мусиюк.
В бараке жили недолго.
– Осенью 1943 года из Литвы нас забрал к себе немецкий бауэр (местный фермер), в город Федшау недалеко от Котбуса в 100 километрах от Берлина. И мы работали уже у него: такой же концлагерь, такая же колючая проволока. Мне шел шестой год. Выполняли всякие сезонные работы, пасли гусей-коров. Жили у бауэра два года, – вспоминает Анна Петровна.
А в марте 1945 года семью Анны Мусиюк освободили советские танкисты.
– Но Сталин не отправил нас сразу на Родину. Армию ведь надо чем-то кормить. Немцы разбежались, бауэр свою семью на самолете куда-то отправил, и сам улетел. Мы остались хозяевами. К нам направили одного солдата в качестве коменданта, он нами руководил. Работали как кухня для армии, – говорит Анна Мусиюк.
Домой отправили только в ноябре 1945 года, семья Анны Петровны вернулась в Брянск.
– У деда с бабой уже хатка была построена, в землянке нам жить не пришлось, пожили у них. Потом свой дом построили, – говорит Анна Мусиюк.
После окончания десятого класса работала в колхозе: косила сено. А потом, неожиданно, в марте 1959 года рванула в Рудный, сюда многие девушки из поселка переехали.
– Специальности у меня никакой не было. Жила в общежитии на 36-м квартале. Пойду на работу устраиваться, требуют прописку, «корочку». Но потом попала в «Горжилстрой», на стройку. Город строила. Тогда только две улицы было – Пионерская и Строительная немного, а для остальных домов мы вручную копали траншеи, техники же не было, – вспоминает Анна Петровна.
Через время вышла замуж, дали барак на Марите, там раньше была улица Больничная. Троих детей оставлять было не с кем, Анна Петровна устроилась в детский сад, туда же и детей взяли. Как дети ушли из сада, устроилась в техснаб, на склад металлов, 20 лет там отработала.
Анна Петровна – ветеран труда, ветеран ССГОКа, награждена медалью Жукова. У нее четыре внука, четыре правнука, две внучки, одна правнучка.
Нина Михайловна Шершунович – самая молодая из живущих в Рудном бывших узников концлагерей, она 1941 года рождения. В лагерь смерти в Польшу мама привезла ее в пеленках.
– В нашей семье четверо детей, я была самой младшей. Конечно, ничего не помню из тех событий. Жили мы в деревне Глубокий Кут Брестской области. Когда немцы наступали, убегали туда, где лесов нет. В деревне Козлы, километрах в 30-40 от нашей, жил друг отца, уехали туда. Но немцы уже были там. Говорили, что местные партизаны расстреляли семерых немцев. Правдиво это или нет, не знаю, но так мне рассказывали. И вот с семи окрестных деревень немцы согнали всех мужчин, это 140 человек. Заставили их копать траншею, а все женщины и дети на это смотрели. Деревню Козлы подожгли. Никто, конечно, не думал, не верил, что всех мужчин расстреляют, но их всех потом уложили в траншею, на глазах собственных детей. Мой отец, его брат, муж сестры отца, все они там лежат в братской могиле, – прерывающимся голосом рассказывает Нина Михайловна.
– А нас – на повозки, и отправили в Польшу. Под автоматами, с собаками. Деда с бабушкой отправили в Германию. В концлагере были две недели, не знаю, как он называется. Потом местные люди забрали нас к себе, может, пожалели. И мы стали жить в доме у хозяина. Это был 1942 год, – вспоминает Нина Михайловна.
Мама Нины Михайловны ходила на работу, куда направляли. Старшие дети (старшая сестра с 1932 года, брат – с 1935-го, вторая сестра – с 1938-го) пасли скот, помогали по хозяйству.
– А за мной, двух лет от роду, старшие сестры смотрели. Пеленки сушили на заборе, мама приносила их и грела на себе, чтобы не холодные были. Конечно, мама уходила из дома не на весь день, бывало, что поручали сделать что-то в огороде, поэтому была рядом, – рассказывает Нина Шершунович.
Освободили семью Нины Михайловны советские войска в июле 1944 года. Вернулись домой, в Белоруссию, в деревню Глубокий Кут.
– Вернулись на пепелище. Дед с бабушкой из Германии тоже вернулись. Конечно, жили очень тяжело. После войны вернулись братья матери – один с фронта, другой из плена. Выкопали землянку, потом уже дом построили, не шибко хороший, но все же, – продолжает Н.Шершунович.
В Рудный Нина Михайловна приехала в 1961 году, покойный супруг чуть раньше, в 1959 году. Эту пару объединила не только любовь, но и общее трагическое прошлое: Александр Карлович, будучи 10-летним мальчишкой, тоже побывал в концлагере, который располагался в польском Белостоке.
– Его семью, детей там было семеро, освободили, как и мою, в 1944 году. Он говорил, что если бы оказался снова в Белостоке, нашел бы и улицу, и дом, в котором тогда жили. Но, конечно, этого не случилось, – рассказывает Нина Михайловна.
Часто ли разговаривали с мужем о тех событиях, которые пришлось пережить?
– С мужем-то разговаривали. А вот сейчас думаю: почему не спрашивала ни о чем ни одного, ни другого дядю по материнской линии? Один был на фронте, другой в плену, вернулся весь израненный. Но как-то не разговаривали. Война на слуху была каждый день. Про нее старались не говорить. Мама каждый день плакала, поэтому старались эту тему не поднимать. До войны родители жили неплохо, вели свое хозяйство, колхозов же еще не было. И потом мама все плакала: «Что мы немцам сделали, что они с нами так расправились?», – говорит Нина Михайловна.
У Нины Шершунович есть дочь Ирина, которая подарила любимых внуков.
Елена ВОРОНИНА,
газета «Рудненский рабочий»
фото Марка ТИХОМОЛОВА